***

Опять теракт. И снова кровь рекой,
И плач, и стон в Израиле такой,
Что впору солнцу закатиться днём,
И в море утонуть. А что потом?

Ведь мама, потерявшая дитя,
Не улыбнётся солнцу никогда.
А каждая слезиночка сирот
На солнце чёрным маком расцветёт.
И мир поймёт − пришла она, беда,
Когда погаснет солнце навсегда.

2006

***

Ещё не озарилось небо взрывами.
Ещё луна нам шлёт спокойный свет.
Но мы себя не чувствуем счастливыми −
Ведь счастья на земле, похоже, нет.

Ливан в огне. Израиль под обстрелом.
Не важно, кто себя считает смелым,
К тому ж, вооружённым «до зубов».
Всех тех, кто подготовил бойню эту,
Давно призвать положено к ответу.
И приговор обязан быть суров.

Война! Страшнее нет изобретения.
То было сатанинское решение −
Войну затеять против сил добра,
И объявить террор Любви и Свету,
Испепелив несчастную планету,
Перекромсав всех скопом на «ура».

И, как покойник, уж луна бледна.
Кто истину достанет нам со дна?

Война! Страшнее нет изобретения.
Войну затеять против сил добра −
То было сатанинское решение.
Нам незачем кричать ему «ура».

Ришон-ле-Цион,
6 августа 2006 года

Размежевание.

Пятнадцатое августа уже
Так близко, а сказать точнее − завтра.
Каким он будет завтрашний восход?
Какой окраской заиграет карта?

Но вот уже пришло, пришло оно,
То роковое, страшное число.

Как тяжки роды! И детей своих,
Земля святая, Господи помилуй,
Ты, усмирить готова, как чужих:
Не пулями, но всё же грубой силой,
Не танками, но словом, как свинец,
Тяжёлой ношей ставшею отныне.
Под стоны несмирившихся сердец
Цветущий край, ты станешь вновь пустыней.

И только синагоги там и тут
Стоят, от изумления немея.
Прошу меня больнее ущипнуть.
Проснуться бы! Смотреть в глаза не смея
Самой себе, пытаюсь осознать,
Что происходит? Ох, как тяжки роды…
Но вот уже звучит прогноз погоды −
И телевизор можно выключать.

Август-сентябрь 2005

***

Как хорошо, что есть фотоальбомы.
Нас возвращают в прошлое они,
Лаская, словно тёплые ладони,
Когда приходят пасмурные дни.

Всё так давно и так недавно было:
Ульпан* и первый выезд на тиюль*…
А сердце сладко и тревожно ныло,
Как будто Бог в глаза нам заглянул.

Автобус мчал всё вверх и вверх. И в небо
Мы словно птицы улетали с ним.
И впереди нас ждал не мудрый ребе*,
А пуп земли − седой Иерусалим.

Всё в граде древнем святостью дышало.
Без гида* это каждый понимал.
Но к полдню люди двигались устало,
Лишь фотообъектив не уставал.

И фотографий ворох на столе,
Назавтра, нас устраивал вполне.
Их было много, но всего к одной
Тянусь я изболевшейся душой.

Всё отразилось чётко и упрямо
На этой фотографии цветной:
И Иерусалима панорама,
И сын с улыбкой милой и простой.

И, может быть, сказал в то утро сын:
− Я принял пост, святой Иерусалим!

2006

*ульпан − курсы по изучению иврита;
*тиюль – экскурсия;
*ребе − духовное лицо в иудаизме.

Шведский стол.
(из воспоминаний демобилизованного).

Когда мне скажут «шведский стол»,
Мне вспоминается прикол.
Со мной случилось это
В то памятное лето.
Объелся я сырками.
(Смеюсь я вместе с вами).

Црифин!* Тебя я не забуду,
Пока и жить на свете буду.
Здесь начал службу я свою.
И вот на завтрак я иду.
Поставил я к ногам свой «ствол».
Глазам не верю − шведский стол:
Шикшука*, тхина*, авокадо,
СКИ*, туна*, нет, лишь, шоколада.
Салат, сырки и хлеб горой.
Упасть не встать с такой едой.
Туши, как говорится, свет.
А что же будет на обед?

Црифин! Тебя я не забуду,
Пока и жить на свете буду.
И тот солдатский шведский стол.
Ну, чем, скажите, не прикол?

2006

*црифин − военный городок под
  Тель-Авивом;
*шикшука − блюдо из яиц с
  помидорами;
*тхина − паста из бобов сумсум;
*СКИ – творог;
*туна − рыбные консервы.

Оптимизм по-израильски.

Увы, прожил наш папа шестьдесят.
Прожить бы нам, как мама, девяносто.
Хоть годы не прибавят сил и роста.
Лишь ум, даст Бог, не сильно повредят.

А чтоб инфаркт, инсульт или склероз
Нас не могли врасплох застукать дважды,
Таблетки будем весело глотать,
Чтоб, как сказал большой поэт однажды,
Лет до ста  МЕСТИ  нам без старости!

2003

***

Больница – не гостиница.
Хоть здесь тепло, светло,
И чистотою светится нарядное окно.
И влажным блеском радует
Керамика всегда.
И, как родные, жалуют
Медсёстры, доктора.

На кнопку стоит лишь нажать –
И нас бегут уже спасать!

Здесь нет больничных запахов,
Повсюду сквозняки.
Бельё на сутки стелется.
С утра, по счёту «три»,
Когда из душа нянечка
Ведёт тебя в постель,
Заходят смело запахи
В распахнутую дверь.
Несут яйцо, творог, салат.
А каше манной кто не рад?
Повидло, йогурт и сметана −
Всё это наше без обмана.

Лежи, не ведая забот,
Лишь открывай пошире рот.
Ну, чем, скажите, не курорт?

Но портит всё одна деталь:
Напоминает календарь –
На операцию с утра
Возьмут его, тебя, меня.
А перед тем – на сутки цом*.
Всё остальное уж потом.

А как бы было хорошо
Гулять, а не смотреть в окно.
Нет переломов и гангрен.
И не берёт наркоз нас в плен.
И операцию, «ура»,
Не станут делать доктора!
И боль не станет досаждать.
И нам её не нужно ждать…

Больница – не гостиница,
Хоть здесь тепло, светло.
И чистотою светится
Нарядное окно.
И влажным блеском радует
Керамика всегда.
И, как родны, жалуют
Медсёстры, доктора.
Но портит всё одна деталь:
Напоминает календарь −
На операцию с утра
Возьмут его, тебя, меня.

А счастье в том, сказать спешим –
Оплатит всё купат-холим*.

Больница  Телль-а-Шомер. 2006

*цом – пост;
*купат-холим − больничная касса.

Признание.

Что для меня твоё имя, Нахшон?*
Запахи сада и музыки звон,
Голос надежды и радуги цвет.
Лишь прикоснусь − и убавится бед.

Что для меня твои руки, Нахшон?
Это заветный и  сладостный сон:
Сына я вижу навстречу бегущим
В разноголосой ровесников гуще.

Чем для меня так особен твой лик?
С первого взгляда – обычный мужик.
Только талант за плечами не носишь.
Справа и слева поклонников косишь.

Пленницей стала твоей я навек,
Милый Нахшон, дорогой человек!

Декабрь 2000

*Шизар Нахшон – хирург – ортопед
больницы Телль а Шомер.

***

За окном, на карнизе, голубка воркует,
С другом милым расстаться не может никак.
То к крылу прикоснётся, то в клювик целует,
То любви предаётся у всех на глазах.

Голубь – рыцарь, красивей он всех и нежнее.
И с голубкой своей, птичьим бедам назло,
Лишь стемнеет – замрёт, до рассвета немея,
Спрятав голову милой себе под крыло.

А в лучах восходящего солнца, с рассветом,
Встрепенутся, воркуя, ликуя: − Живём!
Встретят день наступивший, зимою ли, летом,
С тем же нежным восторгом, и так же вдвоём.

Больница Тель-а-Шомер, 1999 – 2005

***

Закатное солнце к щекам прикоснулось,
Как будто хотело утешить меня.
Я с мамой простилась, душа содрогнулась.
Кто скажет мне:− Доченька, радость моя!

Чьей радостью быть суждено мне отныне?
Кого осчастливить лишь тем, что жива?
На ниве сердечной засилье полыни…
Родная, как мир опустел без тебя!

2004

***

Как спасательный круг, обнимаю я дочь.
Тихо шепчет она: − Если только помочь
Я могу тебе чем-то, скажи, не молчи.
Я люблю тебя, мамочка! Светом в ночи,
Тихой музыкой, шёпотом листьев в саду,
Лаской летнего ветра к тебе я приду.

Поцелуй на щеке. Гладит спину рука.
Стала взрослой родная малышка моя.

Как спасательный круг, обнимаю я дочь…
Как хочу я тебе, дорогая, помочь!

2007

***

Анютины глазки, Анютины глазки!
В них столько тепла, и задора, и ласки.
Они, как волшебный, прекрасный цветок,
Как радости вестник, отрады исток.

Когда же порой, неприязнью  дыша,
От мелких обид обмелеет душа,
Как зеркало, всё отражают глаза,
И ими уже любоваться нельзя.

Анютины глазки, Анютины глазки,
В них столько тепла, и задора, и ласки,
Они, как волшебный, прекрасный цветок,
Отрады и радости чистый исток.

2005.

***

Мужчину украшают шрамы,
Но не от женских коготков.
Да! И горячи, и упрямы.
Да! Не твердят: − Всегда готов!
Да! Жёнам редко уступают.
Да! В нежность и любовь играют.
Себе бывают  на уме
И откровенны не вполне.
Да! Любят пиво и сигару
И в сауне побольше пару.
Да!  Время отдают друзьям,
А деньги банковским счетам.
Но как быть женщинам тогда?
Стригут пусть ногти…(иногда!).

2006

***

Разлука моею подружкою стала.
Её я уже не боюсь.
Мой милый, ты помнишь, тебе я сказала:
− Прекрасно сама обойдусь.

С годами виднее былые ошибки.
С годами ровнее наш путь.
Сама, обрывая все нити, как нитки,
Решилась судьбу я спугнуть

Но, если однажды, ты вспомнишь, случайно,
С любовью, былой наш союз,
Я в облаке белом, как в платье венчальном,
Сама пред тобою явлюсь.

И пусть ничего я уже не исправлю,
С другой доживаешь свой век,
За то, что ты есть, я Всевышнего славлю,
Мой милый, родной человек.

2005